«Вот мой отец разговаривает со мной, — подумала про себя Рафаэлла, — и понятия не имеет, что я его дочь». Она догадалась, что Доминик только что отдал приказ, подчиняться которому у нее не было ни малейшего желания. Приказ, означающий, что Маркус будет рыться в ее вещах. И вряд ли на этом остановится. Он обыщет ее виллу вдоль и поперек. Дневники матери были спрятаны под туалетным столиком в том месте, где заканчивался ковер. Чтобы обнаружить их, требовалась большая смекалка, но Маркус, вне всякого сомнения, был очень умен. До настоящего момента Рафаэлла не беспокоилась за журналы. Теперь же ее охватила паника. Если Маркус обнаружит дневники, то передаст их Доминику и ее планы рухнут. Рафаэлла подумала, что было глупо с ее стороны привезти с собой все три тетради, но она чувствовала потребность все время возвращаться к ним, тщательно изучать эти записи. Рафаэлле хотелось, чтобы ярость каждый раз захлестывала ее в тот момент, когда она перечитывает снова и снова, какие страдания причинил Доминик ее матери.
Маркус уже интересовался у нее дневниками матери. А что сделает Доминик, если они попадут в его руки? Убьет ее? Поцелует и скажет: «Привет, дочурка»?
— Вообще-то я не рассчитывала ночевать здесь, Доминик. Я бы предпочла собрать вещи и приехать завтра, чтобы остаться в резиденции на какое-то время.
— Как скажешь, — не стал спорить Доминик. Его нахмурившееся на миг лицо озарилось обольстительной улыбкой. — Полагаю, ты уже поняла: я хочу, чтобы ты писала мою биографию.
Коко уже сообщила ей об этом, но услышать эти слова от самого Доминика было куда важнее.
— Спасибо, — просияла Рафаэлла. — Огромное спасибо. Я постараюсь отнестись к теме со всей справедливостью.
— Поговорим о подходах и основных правилах завтра. Поскольку книга пишется обо мне, то я настаиваю на том, чтобы все, что ты станешь писать, получало мое полное одобрение. Кроме того, я буду твоим редактором. По ходу написания книги надо будет правильно расставлять акценты, и, разумеется, здесь последнее слово остается за мной. Например, Коко говорила тебе, что я финансирую некоторые программы США по реабилитации от наркотической зависимости. Естественно, я не хочу, чтобы ты останавливалась исключительно на подобной моей деятельности, но упомянуть об этом не помешает. А о некоторых сторонах моей жизни вообще не имеет смысла рассказывать. Не думаю, что у нас будет много проблем, Рафаэлла. Мы с тобой отлично сработаемся.
«Только в том случае, если я буду делать, что мне прикажут», — думала Рафаэлла, но продолжала кивать головой. Она очень хорошо понимала, чего хочет Доминик. Переставить факты местами так, чтобы выглядеть этаким доброжелательным филантропом: заново создать себя и собственную жизнь. Доминик хотел, чтобы она писала все, кроме правды. Рафаэлла должна была стать стенографисткой и записать жизнь великого человека. Пусть он так и думает. Ее это вполне устраивает. К тому же Рафаэлла почувствовала угрозу в его словах, хотя он и не произнес ее вслух: Доминик намекал на то, что лучше ей делать так, как он прикажет.
После вкусного холодного ужина, состоявшего из свежих креветок, хрустящих рогаликов, зеленого салата, сыра и фруктов, все снова устремились в гостиную. За ужином не было сказано ничего особенно значительного. Рафаэлла заметила, что Паула проявляет интерес и к Линку, и .к Маркусу, но, как ей показалось, ни одному из мужчин это не льстило. Коко ловила каждое слово, сказанное Домиником, и в то же время ухитрялась вести светскую беседу со всеми гостями по очереди. Она была превосходной хозяйкой и не менее превосходной любовницей: спокойной, грациозной и красивой. К тому времени когда подали зеленый салат, Паула уже сидела надутая и больше не бросала на Маркуса жарких взоров в те моменты, когда Делорио отворачивался, а что касалось самого Делорио, то сводный брат Рафаэллы каждые две минуты поглядывал на грудь своей сестры. Меркел и Лэйси поглощали неимоверное количество еды и почти не участвовали в беседе. Линк казался немного обеспокоенным.
Рафаэлла уже приготовилась уходить, когда заметила, что Доминик и Маркус беседуют о чем-то наедине. Доминик что-то говорил, подкрепляя свои слова жестами. На фоне Маркуса он должен был смотреться менее значительно — ведь Доминик был уже в плечах, ниже ростом и старше, — но нет, он выглядел могущественным, сильным и решительным. Доминик был ее отцом, и в этот момент Рафаэлла возненавидела его еще сильнее, чем раньше. Он был таким настоящим, таким искренним, что холодок пробежал по спине Рафаэллы.
О чем они говорят?
Она твердо решила как можно скорее вернуться на курорт. Надо было быть полной идиоткой, чтобы оставить дневники на вилле, не важно, как надежно они были спрятаны. Рафаэлла ни за что не позволит Маркусу войти на виллу в ее отсутствие. А что сделать с дневниками? Хранить их на курорте вообще небезопасно — Маркус сразу же будет туг как тут. А из дневников он может узнать все. И ведь Маркус уже признался, что не доверяет ей.
Какой же дурочкой она была, просто нет слов. И с каждым днем становилась ею все больше и больше: каждый раз, когда была рядом с Маркусом. Она получила огромное удовольствие, занимаясь с ним любовью в бассейне, как раз после того как вела с Паулой девичьи разговоры об уважении к себе, самостоятельности и сестринской любви. Рафаэлла пришла к выводу, что сыта этим по горло. Она каждый час открывала в себе все новые и новые стороны, и нельзя сказать, чтобы эти открытия доставляли ей особое удовольствие.
Рафаэлла почувствовала облегчение, когда мистер Джованни не стал поднимать шума из-за ее решения уехать из резиденции. Меркел отправился с ними в качестве пилота.